К.К.: Как так получилось, что жизнь ваша связана с музыкой?
А.В.: Мне часто, кстати, задают этот вопрос: когда я принял решение стать профессиональным музыкантом и как вообще выбрал профессию. Это произошло, когда мне было 12 лет. Я закончил фрязинскую детскую музыкальную школу. И на тот момент, когда я ее оканчивал, мне так надоело на баяне играть Баха. И вообще классическая музыка, все, что там происходило, в детстве я не понимал, насколько это важно для становления. И мне хотелось быстрее с этим покончить. И, соответственно, в тот момент, когда я получил диплом об окончании ДМШ, я принес его домой своим родителям, отдал в руки и сказал: «Вот ваш диплом, я никогда в жизни не буду музыкантом». Через два с половиной месяца, это был 91-й год, по-моему, в автокатастрофе разбивается Виктор Цой, и вся страна сходит с ума по его музыке. В каждом подъезде начинается на гитарах «Белый снег, серый лед», вот это вот все. Соответственно, я попадаю под волну этого влияния и начинаю понимать, что я тоже хочу играть на гитаре эти песни, потому что с баяном, на котором я научился играть, я не буду иметь популярность среди своих сверстников. Буду просто непонятым. И тогда я покупаю в бывшем книжном магазине, где сейчас Щелковский музей, самоучитель игры на гитаре. И примерно через три недели довольно-таки сносно играю программу группы «Кино» на общеподъездном уровне, назовем это так. И начинаю давать какие-то концерты, перфомансы. Впоследствии понимаю, что мне очень интересно, это единственное, чем я хочу заниматься в жизни, развиваться, учиться. И таким образом я продолжил свое музыкальное путешествие, и до сих пор занимаюсь только этим.
К.К.: Вы рассказываете о том, что сначала был баян, потом гитара, а как в жизни появились духовые?
А.В.: Дело в том, что опять же в детстве, когда я поступал в музыкальную школу, мне очень хотелось пойти на духовые – на саксофон или на кларнет. Но это было середина 80-х годов, жили мы не очень богато, а хороший инструмент стоил что-то в районе 100 рублей, это целая зарплата была в то время. А от отца остался баян, он просто был в семье, поэтому мои предки меня немножко обманули, сказали: «Ты сходи, поступи на кафедру духовых инструментов и на баян заодно».
Я поступил на обе, меня, соответственно, взяли на баян, меня забрал к себе Александр Николаевич, и баян у меня был. Я, кстати, не жалею об этом нисколько, потому что есть только два инструмента, на которых с первого дня люди читают параллельно два ключа. То есть скрипичный ключ и басовый. Это кафедра баяна ифортепиано. Все остальные, у них фортепиано – общее, они проходят историю с двумя ключами не так плотно, как проходят музыканты, у которых это основная специальность. Это гармоническое мышление. То есть ты видишь вертикаль, что впоследствии мне как аранжировщику и композитору очень-очень даже пригодилось.
К.К.: Какие были дальнейшие шаги в карьере музыканта? Дальше училище, вуз, правильно понимаю?
А.В.: Да, училище имени Шнитке. А после я начал работать с очень многими артистами шоу-бизнеса, написал много музыки для разных историй, для разных людей. Сделал оркестр волынщиков Москвы. И у меня был такой период, когда я работал с певицей Пелагеей, это 2000 год примерно. Светлана Ханова, это мама певицы, принесла целый мешок, вот буквально мешок с народными дудками. Мы были очень молодыми, нам было лет по 20. Светлана сказала: «Мальчики, попробуйте подудеть немножко между песен, где она читает стихи, создать какую-то краску, вдруг у кого-то что-то получится». Мальчики подудели и успокоились, а у меня начало получаться. Я заболел этой темой, оставил гитарную карьеру и понял, что мои дудки меня нашли, что я буду заниматься культурами народов мира, изучать эту тему широко. Ну, собственно, до сих пор так это и происходит. А поскольку на тот момент я уже был гитаристом, который в основном любил играть рок, мы все знаем, как звучит соло-гитара в рок-музыке, да, то есть это такие верхние высокие ноты на пике эмоций, то есть это что-то такое взрывное. И как только я нашел шотландскую волынку, я бы даже сказал, она меня нашла. Я понял, что вот в этой народной музыке, в древней, она же из глубины веков, там была своя соло-гитара, которая держала восприятие человека на пике эмоциональной его сферы. И мы с ней друг друга нашли. Мой темперамент, звучание этого инструмента – я начал развивать эту тему. И через несколько лет был сформирован проект, который назывался Оркестр волынщиков Москвы. Вот такое путешествие из варяг в греки, я так это называю.
К.К.: Вы сказали, что волынка вас нашла. Как это произошло?
А.В.: Один мой знакомый пригласил меня на фестиваль в Сокольниках, где русско-кельтское общество проводило Дни шотландской культуры в Москве. Это такой, знаете, обмен культурный. И вот приезжает пай-бенд из города Нейрн, Нейрн пай-бенд. Они в Сокольниках играют на своих волынках и барабанах. Я слышу эту музыку, я понимаю, что это то, что я должен делать здесь. Я просто сошел с ума, это меня так забрало. Я беру какие-то там контакты, уроки, тогда еще интернет был совершенно не на том уровне, как сегодня. И я начинаю просто учиться этому делу, учиться, учиться, еще раз учиться. Это как любовь с первого взгляда, То есть ты встретил человека, с ним в глаза ударился, и все. И не надо никаких объяснений. Примерно так же произошло и у меня с волынкой. Просто я ее увидел, услышал, сошел с ума и понял, что это то, что нужно мне. Я помню, тогда продал какой-то процессор гитарный, чтобы ее себе купить. То есть я просто продал весь стафф, у меня были очень хорошие гитары, профессиональное оборудование. Я это все сливал, чтобы взять себе вот эти вещи и заняться делом по-серьезному.
